Однажды в России мы выйдем из комы
И всей страной пойдем на рехаб
Ну а пока посидим-подождем
А я буду делать хип-хап
(c) ХХОС, «Однажды в России»
Блять. Ну, не знаю, как цензурно начать. Очень сложно писать ретроспективу той части жизни, которая неумолимо, системно, последовательно катилась в пизду. Ты стоял рядом, смотрел, алармировал, протестовал – а она все катилась и катилась.
Ну и прикатилась.
Я каждый день повторяю, как мантру:
И все равно есть ощущение какого-то сюра. Не может быть такого, что меня всего несколько лет назад волновали недопуски на выборы мундепов, а сегодня мы посередине войны, в эмиграции, а над московским сити взрываются дроны.
И если тогда меня бесила абстрактная несправедливость, случающаяся с другими людьми, то теперь меня бесит то, что нужно иметь подобие нормальной жизни в абсолютно ненормальной ситуации.
Но лучше рассказать постепенно – для меня все началось с того поста в 2019-ом.
Кем я стал
Я все детство провел вокруг сфер образования и спорта (а где спорт – там и медицина) – и невооруженным глазом видел кучу проблем. Передо мной были десятки российских городов, которые вот-вот развалятся; я жил в лагерях и санаториях, которые закрывала санэпидемстанция. На меня орали озлобленные бабки в поликлиниках, к которым я приходил за справкой. Учителя, тренеры, врачи – все проводили тонну времени за заполнением бумажек и отчетов – потому что их начальству отчеты были приоритетнее основной работы. Не нужно быть гением менеджмента, чтобы понять, что за счет этого системы деградируют.
Я хорошо помню ощущение, что в 2014-ом семейный бюджет стал хуже конвертироваться в еду и развлечения. Я не то, чтобы хорошо разбирался в курсе валют, но зато любил рокфор и дор блю – а они стали гораздо реже появляться дома.
«Он вам не Димон» пришелся на мои 15 лет, и это был хороший тайминг для самостоятельного включения в какую-то политическую жизнь. Расследования журналисты делали и раньше, но про них просто меньше знали – а ФБК научился делать такие материалы виральными. И я помню, что даже сходил на митинг тогда – большую часть времени, правда, искал своего друга, который потерялся в толпе и фоткал полицейских.
В общем, российскую политическую систему я всегда недолюбливал.
Но мой путь непосредственно в активизм начался в 2019 году, вместе с делом Ивана Голунова. Мой одноклассник Митя тогда загремел в автозак на митинге – его опрашивали менты, они же зачем-то к нему приходили домой, он что-то там выяснял с адвокатами. Меня тогда это жутко впечатлило, потому что полицейский произвол был не где-то далеко, а с твоим школьным другом.
Мне в то время было, что терять. У меня были друзья и отношения. У меня были олимпиады, перспектива учиться в хорошем универе, начать карьеру. Это было то время, когда я много думал, как устраивать свою жизнь. И мне казалось страшным завязываться на страну, которая будет меня репрессировать, если я ей не понравлюсь. Не кого-то абстрактного – а вот меня и будет. До чувака, который сидел со мной за одной партой, уже дотянулись.
Тем же летом случилось Московское дело, в рамках которого куча людей загремели в тюрьму за просто так: менты избили людей, и отдально взятым избитым в целях всеобщего запугивания выписали уголовки с несколькими годами тюрьмы. Меня это очень сильно задело, потому что права и свободы, которые тогда отбирали, ощущались как какие-то базовые права. Я мог представить себе, что Россию и дальше продолжат расхищать и уничтожать, но меня дико не устраивало, что мне нельзя быть против этого.
Я написал какой-то оппозиционный пост, где попросил своих совершеннолетних знакомых сходить и проголосовать по УмГ – потому что мне на тот момент было 17 лет, и я не мог сам пойти на участок. Скинул пост своей лучшей подруге на редактуру, и она спросила – «слушай, я понимаю, что шансы малы, и все такое – но ты же понимаешь, что так можно стать следующим Егором Жуковым?».
В тот приятный день, как сейчас помню, я гулял с девушкой в парке и жутко напрягся – представил себя на месте Егора Жукова. Я не знал про домашние аресты, последнее слово или то, как считаются дни заключения – а просто подумал, что будет очень тупо провести следующий приятный день в камере. Но потом подумал про то, что шанс такого исхода очень маленький, и еще тупее будет, если все следующие приятные дни будут подпорчены жизнью в полицейском государстве, что куда вероятнее. Написал подруге, что сесть за идею – не так уж и плохо. И пошел публиковать.
Мой активизм
Через несколько месяцев Митя позвал меня на Метропикет, и я в него вписался на постоянной основе — это был хороший политический проект, который занимался тем, что проводил на каждой станции метро серию одиночных пикетов раз в неделю. Кроме этого было очень удобно, что раз в неделю ты можешь поговорить с теми людьми, которые больше знают про происходящее, чем ты – при всем уважении к себе из прошлого, я мало в чем разбирался хорошо, и мне постоянно нужно было спрашивать, где и про что почитать.
Тогда же я вписался помочь арестантам 212 с какой-то разработкой. Стал ходить на суды — и по делу 212, и по делу Нового Величия. Продолжал пикетировать и ходить на митинги. Расклеивал наклейки “нет” перед обнулением конституции, помогал экзит-поллить на том «референдуме». Помогал со сбором подписей в Вышке, когда выкатывали правки во внутренний кодекс. Даже разносил газеты перед мундепской компанией Миши Плетнева!
Мне было очень важно тогда что-то делать, не соглашаться с происходящим. И у меня, наверное, среди знакомых даже сложился образ какого-то активиста – хотя я, вообще-то, большую часть времени учился в вышке и преподавал олимпиады.
А еще меня самого задерживали! Это было после запроса кошмарных сроков фигурантам Нового Величия, которые получили до 7 лет строгого режима за ФСБ-шную провокацию. Я вообще внимательно следил за тем делом, и как-то даже помогал – за вечер написал по просьбе правозащитников скрипт, который сгенерировал индивидуальный запрос каждому депутату госдумы.
Конкретно с задержанием история была простая – у здания ФСБ стояла пикетная очередь, и всех выходящих в пикет постепенно задерживали. Я вышел с плакатом, простоял 10 секунд – и меня повинтили. Только видео и осталось.
Еще, кроме видео, остался суд по 20.2ч5 КОАП-а. Мне нужно было защищать себя самому, потому что не нашлось свободных адвокатов от ОВД-ИНФО. Дело было так: я разобрался в куче правил и распечатал миллион шаблонов для ходатайств; во время первого заседяния подал ходатайство о переносе, чтобы иметь возможность познакомиться с документами от обвинения. Но я проспал второе заседание, опоздал минут на 40 на слушание, на котором мне без меня присвоили штраф тысяч в 20. В общем-то и ладно, там вряд ли что-то было бы по-другому.
С юридической точки зрения, на мне была административка – все равно, что пива в парке выпить или скорость превысить. Но я до сих пор где-то в папочках числюсь как чувак, который участвовал в политической акции около ФСБ. Еще при оформлении в участке ко мне было неожиданное внимание от странного мужика в гражданском, который там же помыкал ментами. После того, как меня отпустили, к родителям перед каждой крупной акцией стали ходить полицейские и спрашивать про то, как мои дела, что у меня с военкоматом, где я нахожусь и планирую ли участвовать в акции. С тех пор мне всегда немного стремно.
Не то, чтобы можно стать каким-то «настоящим» активистом, и я себя таковым не чувствую. На судах, на акциях, на протестах – ты постоянно встречаешься с разными чуваками, которые делают гораздо больше тебя и сталкиваются с задержаниями, слежкой и избиениями на регулярной основе. Ну и вот они как-то больше на активистов похожи, чем я. Но, с другой стороны, наверное, ничем другим мои действия того времени, кроме как активизмом, и не назвать.
«Мирное» время
Когда начался ковид, почти все акции стали вне закона под предлогом борьбы с коронавирусом.
Мы любим думать про бесконечные запреты, но не особо чувствуем, как этих запретов становится больше. Иногда даже, бывает, читаешь новый закон и думаешь «а что, раньше так можно было, что ли?».
Если смотреть ретроспективно, то даже за мои три протестных года в России, с 2019 по 2022, правила игры очень сильно изменились. Больше рисков, другое применение законов, сложнее минимизировать риски. Например, в 2020 первое задержание на акциях конвертировалось в 20.2ч5 и это был штраф ~10к – а в 2021 это было уже 20.2ч6, и это сутки в спецприемнике.
На митинги ходить стало страшно где-то после возвращения Навального. Я брал с собой набор из паспорта, маски, капюшона, воды, павербанка, банана и сменных носков, выходил за три станции метро до заявленной точки начала митинга и догуливал пешком, оценивая обстановку. Я приходил на те акции, где можно было быть в относительной безопасности. Иногда не приходил, потому что винтили всех подряд, у выходов из метро, очень агрессивно. Так что вместо некоторых митингов я сразу ехал к ОВД, где ждал освобождения друзей и успокаивал их родителей. И постепенно людей на улицах становилось меньше – не потому что несогласных стало меньше, а потому что выходить становилось все рисковее и рисковее.
Первая политическая эмиграция в моем кругу случилась в 2021, когда Команда 29, в которой работал Митя, стала «типа нежелательной». Ее как-то неявно отождествили с другой нежелательной организацией, абсолютно не связанной с этой, и стали прессовать ребят. Я помню, как мы с ним гуляли в 3 часа ночи зимой около Ямы через снегопад — и нас фоткал какой-то мутный тип с другой стороны улицы. «Не пугайся, это просто за мной наружка последнее время ходит», — сказал Митя. Вскоре он переехал в Грузию, где стал руководителем правозащитного «Первого отдела».
Мне не нравилось, куда все движется, но было не очень понятно, что можно делать, кроме активизма. В планах было закончить бакалавриат и уехать по учебе, чтобы до 27 лет пожить не в России, не стрематься проблем с армией, и дальше уже решать, где жить на постоянной основе. На военную кафедру я не планировал идти, потому что военка – это странный договорняк с государством, которому я и так не особо верил. Всяких страшных болезней у меня тоже нет – наоборот, я с начальной школы активно спортом занимался. Так что моим основным был план, при котором я в 27 начинаю опять жить в Москве, а до этого существую в статусе иностранного студента.
А теперь я надеюсь, что до 27 хотя бы увижу Москву вживую.
Первые дни войны
Я помню, как 21 февраля упали стоки, и я задумался о том, насколько было неразумно хранить деньги в рублевом инвестсчете. В воздухе было вот это предчувствие, что сейчас случится что-то не то. И утром 24-го февраля я думскролил новости, пока Люся спала, тупо не понимая, что говорить, когда она проснется.
Я первым делом вышел на протест – специально улизнул с работы пораньше. Мы с подругой походили, покричали «нет войне» на акции, где журналистов было столько же, сколько участников – и по дороге домой стали думать, что делать дальше. И очень разумно посчитали, что вечером 24-го февраля мы не придумаем хороших планов, пока не поймем, куда все движется. Решили подождать пару недель, а потом уже решать.
Но динамика происходящего была такая, что через два дня мы списались еще раз:
Были и очереди в банкоматы, и упавший в два раза курс, и штампующиеся законы, и объявление западных санкций. Было очень страшно. Одна из причин, по которой было страшно – правила игры сломались и никто не знал, что будет дальше. То есть, конечно, на правила в России я и раньше не рассчитывал, но до этого можно было наблюдать за тенденцией, с которой менялись ограничения. А тут ограничения начали вводиться быстрее, чем на них можно было реагировать.
Так что мы с Люсей уехали через неделю после начала войны.
Сейчас про это сложно даже думать, но за пару дней до отъезда мы заехали в гости к родственникам – и ощущение было такое, что мы можем вообще больше не увидеться. Десяток моих друзей спешно искал билеты и пытался выехать. Мы синхронно чистили соцсети, готовились к допросам, мониторили авиабилеты и придумывали самые страшные пересадки с целью добраться до Тбилиси.
Отъезд был спешный. Его подгоняло то, что было не очень понятно, какие у Путина планы на армию – случится мобилизация или нет. Сейчас это, конечно, все звучит странно, но тогда мы реально за кучу денег подвинули отъезд с 7 марта на 4-ое, потому что боялись не уехать до закрытия границ. Мы настолько все это спешно делали, что при сдвиге дат взяли самый дешевый свободный билет, и даже не заметили, что он был в первом классе. И вот мы выпили валерьянки, прошли контроли, сели в самолет – а тут у нас роскошные сиденья по полметра шириной. Но все, о чем я могу думать – о том, что рядом с нами еще одно свободное место, и еще один человек мог улететь.
За счет того, что мы подвинули билеты, наш трансфер в Баку вместо двухчасового стал трехдневным. А нам, как бы, вообще было не до Баку – нам нужно было добраться до Грузии с пересадкой.
Трансфер в Баку прошел в ахуе – мы не знали курс маната, не знали, где наш отель. Мы нашли первую попавшуюся стойку такси после выхода из аэропорта – нам не сказали тариф, и поэтому мы отдали примерно 8 тысяч рублей за поездку в тачке с окном в крыше и ленолеумом в салоне. Что? Да. Ну вот реально, не знаю как объяснить, мы головой были где-то не там.
А на следующий день мы проснулись под новость, что Visa и Mastercard перестают работать – и я экстренно топал к банкоматам, чтобы снять все сбережения хотя бы в кеш.
Мы вписали знакомых в своем отельном номере. Встретили других знакомых в городе. Все было каким-то нереальным – мы, с одной стороны, находились в самом центре, где туристы, гуляния и веселье – а с другой стороны, по очереди ели колбасу прямо из упаковки, сидя на лавочках в сквере, где можно было думскроллить с публичного вайфая.
А затем добрались до Грузии. Где уже начались свои проблемы с открытием банковских счетов, снятием квартир и прочим. Мы кое-как обустроились и планировали дожить до конца моего бакалавриата, параллельно молясь, что я смогу его закрыть.
Учиться в эмиграции, как показала практика, можно было примерно так же, как и до нее — смотреть пары в зуме, сдавать домашки. У меня большую часть времени не было официального дистанта, но он и не понадобился — когда уезжает треть студентов и треть преподавателей, он возникает сам собой.
В каких-то других программах, я слышал, тоже так работало — и люди закрывались из-за границы. И, насколько я понимаю, это определялось исходя из готовности учебного офиса идти навстречу и количества уехавших студентов. Аналогично я знаю про программы, которые не разрешали студентам уехать и ставили палки в колеса — кому-то пришлось возвращаться в Москву.
Планы на эмиграцию
Всё, что нажил, уместилось в одном чемодане:
Несколько старых футболок, плеер и магнит на память
О совершённых ошибках, несбывшихся мечтаниях,
А действительно полезного там ни черта нет!
(c) Anacondaz, «Поезда»
Мы уезжали, толком не зная, на сколько. Первоначально казалось, что будет безопаснее прожить несколько месяцев в Грузии и посмотреть, что вообще происходит. Побыть в более безопасном месте, где тебя не посадят – и принимать решение, когда на тебя не давят обстоятельства.
Я все равно планировал зарубежную магу, планировал пожить не в России какое-то время. Так что, если говорить краткосрочно, то можно было считать, что мы просто выжидали конец моего бакалавриата в более безопасном месте. Ну, отпуск на полтора года затянулся, с кем не бывает.
По факту где-то через пару месяцев после начала войны стало понятно и то, что жизнь в России все еще есть, и то, что в ней еще долго не будет безопасно. Так что надо было для себя сформулировать долгосрочную стратегию.
И, если коротко, я не увидел никаких причин возвращаться в Россию, если есть возможность быть не в ней.
Во-первых, для меня возвращение – это риск. Я активист с задержанием у ФСБ. Я нормально так засветился в медиа за прошлый год – в NYT, Bloomberg, у Собчак, в конце-концов. Я написал кучу антивоенных постов. Я бы очень хотел посмотреть на примеры других активистов и понять, какие у меня могут быть риски при пересечении границы – но известные мне активисты либо уехали и не возвращались, либо уже сидят. В конце-концов, плевать на активизм, даже если из-за него проблем не будет – ну откуда мне знать, что когда я въеду, не начнется какая-нибудь очередная всенародная добровольная мобилизация с закрытием границ или облавами в метро?
Во-вторых, я кое-как, но справился с тем, чтобы существовать в другой юрисдикции. Я научился жить без работы, привязанной к России, без российских счетов и большинства российских санкций. Сейчас я могу практически не платить российские налоги и спокойно делать антивоенные заявления.
В-третьих, старой Москвы больше нет. А даже если я и окажусь в Москве – в ней не будет моих старых друзей, которые уже разбросаны по миру. И в этом плане Тбилиси – куда все периодически приезжают – оказывается чуть ли не более выгодной локацией, чем Москва.
А еще я пользуюсь очень простым рассуждением о перспективах. Для меня очевидно, что между 2012 и 2022 многократно становилось хуже. Я лично отслеживал этот процесс с 2019 по 2022. Откуда у меня есть причины считать, что к 2027 станет лучше? А к 2032? Я активный и умный студент и работяга, я всегда найду, чем заняться. Самое страшное, что со мной сейчас может произойти – если я буду развиваться, но при этом не улучшать свое положение. А ровно это я и вижу сейчас в рф – ты растешь, но система тебя тянет вниз – и надо расти вдвойне, чтобы компенсировать это падение. И это без учета того, что если ты против факта, что система тебе только мешает – можно сесть.
Мне хотелось бы интегрироваться обратно – тогда, когда это будет безопасно. Но пока что сложно предсказывать, когда это будет. Может быть, и не получится. Ну, что поделать.
Дихотомия отъезда
Я бы сказал, что выбор между эмигрировать и остаться – это как выбор между депрессией и паранойей. Оставаться – это ежедневно бояться ментов, обысков, повесток. Переехать – это ежедневно страдать от бюрократии, сломанных привычек и одиночества.
Оба варианта отстой. А других нет. Путин подставил, нам с этим ничего не сделать.
При этом у нас не было никакой возможности остановить войну. Даже сейчас наших индивидуальных сил мало на что хватает. И очень важно, помимо того, чтобы делать посильные хорошие вещи, – тупо выжить и сохранить себя. Дожить в здравом теле и трезвой памяти до момента, когда перестанут взрываться ракеты, закончатся репрессии и можно будет выдохнуть спокойно.
И этот выбор – уезжать или оставаться – должен идти от главного вопроса – как я лучше смогу сохранить себя? Для кого-то эмиграция безопаснее, потому что в ней не призовут. Кому-то лучше остаться, потому что он не сможет прокормить себя за границей, или не сможет помочь своим родственникам, которые останутся в рф.
Основные две вещи, которые нужны в эмиграции: английский и деньги. Английский – потому что с плохим английским сложнее получать помощь от людей, с которыми вы говорите на разных языках. Ну а деньги – потому что любое неэффективное действие будет стоить лишних денег. Покупка трех вилок за 700 рублей, лишние переводы документов, отмененные невозвратные авиабилеты, такси за 8к – все это было со мной за последний год. И это, конечно, я тупой, что совершаю дорогие неэффективные действия. Но избежать этого очень сложно, когда плохо понимаешь местные правила игры.
Так что, если хочется уехать, но пока непонятно как – можно сфокусироваться на том, чтобы выучить английский и заработать денег. А когда появятся деньги и знание английского – уехать будет вполне реально. Даже работа, кажется, не очень критична. Я знаю начинающих актеров, которые переезжали в Тбилиси, и потом находили себе в три раза больше съемок, чем в Москве.
И в этом плане мне очень больно смотреть на кучу знакомых топовых программистов, недавно вышедших из универа, которые не хотят войны и не хотят Путина, но в свои 22 года сидят в Москве, рискуя будущим непонятно ради чего. Ну, вернее, понятно – ради сохранения старой жизни. Которую все равно уже забрали и стали аккуратно замещать. Тот же Биг Мак, только Биг Хит. Тот же Сити, только с дронами.
В новой Москве все еще можно жить, как в старой – достаточно усиленно игнорировать происходящее. Закрывать глаза и уши каждый раз, когда вокруг упоминается что-либо связанное с войной. Непонятно только, как в такой позиции объяснить себе перспективы. Все тенденции – и политические, и экономические – напрягают. Какой план на через пять лет? Что внезапно все станет хорошо? А если не станет?
И это при том, что санкции и запреты появляются, но не снимаются – то есть, сегодня переехать возможно, но сложнее, чем сразу после начала войны. У меня был целый день (!), чтобы успеть снять евро с тинькоффской карточки в Баку. А сейчас я даже в Москве евро снять не смогу.
В общем, мой не обязательно верный алгоритм для решения дихотомии отъезда выглядит так: нет возможностей – наверное, надо оставаться. Если не получается уехать из-за каких-то вещей типа денег или английского – наверное, надо сфокусироваться сначала на них. Есть возможности и желание – я бы не откладывал, пока не случилось очередного пиздеца. А если есть возможность, но нет желания – я бы сделал sanity check на эскапизм и попробовал представить себе реалистичные долгосрочные планы и ваше место в них.
Один мой знакомый хорошую мысль писал – что всей его тусовке из выпускников ПМИ и ВМК ничего не мешает скоординироваться, за год получить офферы или поступить в универы – и через год вместе оказаться в Белграде/Лондоне/Берлине; не важно, где конкретно, важно, что в безопасности, и не в одиночестве.
Моя тбилисская эмиграция
По прошлой части могло сложиться впечатление, что я рекламирую эмиграцию. Но, вообще-то, в эмиграции пиздец как тяжело. Но я особо не вижу других вариантов, кроме как работать на безопасное будущее в обмен на сложное настоящее.
А эмиграция – это такая жизнь в hard mode:
- Твои скиллы хуже, потому что ты их прокачивал на другой карте.
- Все стоит слишком много – потому что ты покупаешь не те товары, не той марки и не в тех магазинах.
- Мозг очень любит делать рутинные действия на автомате, чтобы поменьше думать и экономить энергию. Но эмиграция подразумевает, что больше нет действий на автомате. Ты никогда не знаешь, где купить то, что нужно, куда сходить на выставку или что делать, когда в твоем районе отключат воду. Все заскриптованные решения перестают работать, и их приходится принимать заново в непривычной обстановке.
- Очень легко получить минус мораль из-за отсутствия почвы под ногами - хочется опасность и неуверенность перекрыть тем, что есть какой-то план. А хорошего и стабильного плана у большинства релокантов нет!
- У тебя меняются правила игры по юридической ветке. Становится буквально меньше прав, все действия требуют дополнительных переведенных бумажек, а паттерны, которыми ты пользовался раньше, не работают. Ты буквально становишься гражданином второго сорта (хотя, конечно, нам не привыкать).
И дальше начинаются дополнительные усложнения. Например, я не знаю грузинский язык – поэтому нужно было хотя бы научиться читать на новом языке. Прокачать грузинский до разговорного уровня очень сложно, но выучить пару сотен слов у меня получилось.
Мы не стремились полноценно обживаться в Грузии, потому что у нас был план переезжать через полтора года, когда я поеду в магистратуру. То есть мы не прямо сидели на чемоданах, но все равно знали про свой будущий отъезд, поэтому не строили новую жизнь, а скорее поддерживали какую-то жизнь в промежуточном состоянии.
А именно в Тбилиси мы остановились из нескольких соображений:
- Тут был Митя, которого выкурили из России значительно раньше начала войны, и он уже знал, как здесь все устроено.
- В Грузии достаточно долгий промежуток нахождения в стране в статусе туриста без visa run, и это позволяет иметь хоть какую-то рутину и быт, а не мотаться по разным странам раз в несколько месяцев.
- Почти все знают либо русский, либо английский, а сама страна постсоветская, за счет чего есть какие-то неуловимые знакомые вайбы, и адаптация попроще, чем была бы в условном Тайланде.
- Достаточно легко было бы разобраться с российскими документами – например, если надо было бы что-то отправить в вуз или получить из него.
Тбилиси оказался очень классным местом по нескольким причинам. Во-первых, это фундаментально другой город по своему стилю жизни – другие транспортные привычки, другие магазины, гораздо большая пешая доступность. Во-вторых, много природы. Горы видно откуда угодно, и это очень круто влияет на ощущение того, что вокруг природа. Цветет все постоянно. Тепло и солнечно. А деревья на улицах в таких масштабах я только в Париже и видел. Круть! В-третьих, Тбилиси сам по себе красивый и интересный город. В нем приятно гулять, и для меня это важно.
Все полтора года я не то, чтобы вел активную культурную жизнь в Тбилиси. Мне, по понятным причинам, далеко до понимания местной культуры. Да и в общем-то, когда приезжаешь в роли туриста, то конечно хочется все посмотреть и изучить, потому что не упускать же возможность. Но когда ты приехал надолго, туристические программы уже не очень интересуют.
Поэтому я в основном гулял по разным районам, ездил на автобусах (блин, такой лайфхак – за окном красиво, картинка меняется, ногами ходить не надо) и раз в пару месяцев выползал на хайкинг в горы.
Вообще-то в Тбилиси, как в релокантском хабе, постоянно какая-то социальная жизнь происходит, но я ее игнорирую. Не нравится она мне, что поделать. Ну, то есть, мне какие-то отдельные тусовки может и нравятся, но в целом есть достаточно сложное отношение к самому такому явлению – потому что я чувствую, как куча переехавших москвичей создают какое-то давление на город. Особенно, конечно, в центре.
В центре сейчас все либо говорят на русском, либо принципиально не говорят на русском. Потому что, нужно понимать, Россия в 2008-ом оккупировала 20% Грузии. Прямо сейчас в 30км от Тбилиси стоят российские танки и существует ползучая граница — грузины на приграничных террирориях рискуют заснуть в Грузии, и проснуться в другой стране, потому что забор с границей за ночь передвинули на сто метров внутрь.
Волна российской эмиграции для Грузии – это явление, к которому в стране неоднородное отношение. И я не очень хочу заниматься спекуляцией по поводу того, кто как к кому относится и в каких процентных соотношениях. По моему опыту, достаточно двух правил – говорить по умолчанию на английском и быть вежливым – чтобы все общение проходило как минимум нейтрально, а часто вообще невероятно дружелюбно. Но все равно, вот это ощущение, что ты не знаешь настроения людей вокруг и надо бы не отсвечивать лишний раз – оно есть.
Спустя полтора года могу сказать, что я нормально так адаптировался к Тбилиси. Меня не пугает город в горах, я стал редко ездить на метро и много на автобусах. Я могу спокойно жить в своем районе и не выезжать из него без надобности. Если в первое лето я ел мороженое каждый день, если не по два раза за день – то этим летом я иногда ловил себя на мысли, что в 25 как-то холодновато.
Вообще, если и есть один урок жизни в Тбилиси, который я извлек – так это то, что можно жить не в центре и не стремиться к центру – я бы такое ни в Москве ни в Питере не испытал.
А куда дальше?
Во Францию, в магистратуру. А еще через два года будем опять думать.
Я честно скажу, что поступление во Францию окзалось скорее случайностью, чем планом.
То-есть, представьте себе, у меня мама завкафедры французского на филфаке МГУ, жена дипломированый педагог французского, а я при выборе универа в даже не сразу понял, что он в Париже. Плюс, я выше уже рассказывал, как планировал учиться за границей – но, когда дело дошло до заявок, я подался всего на одну программу – и, хвала богам, поступил.
Это произошло потому что для учебы в 2023 году податься нужно в конце 2022. А я тогда даже не понимал, какие мои шансы при получении диплома бакалавриата, и это казалось отдельным челленджем. Плюс само поступление – это дополнительная головная боль, которая еще умножается на количество универов. Поэтому я прокрастинировал и думал о том, что после бакалавриата возьму год на то, чтобы прийти в себя и выдохнуть. И потом уже активно решать вопрос с магистратурой – или переезжать по работе, как пойдет.
Но еще я знал одну хорошую магу, в которую я прямо хотел бы попасть – и вот туда подался на всякий случай. Ну и вот поступил. Я на платном, поэтому это не такое уж большое достижение – а с нашим ценником за программу я вообще не понимаю, что должно произойти, чтобы тебя не пустили.
С этого момента началась моя ебля с документами. Я пообещал всем подписчикам написать свою охуенную историю про всю бюрократию, написал черновик – и недооценил, насколько это долго, сложно и требует маркерную доску с календарем для наглядности. В общем, я обязательно все расскажу, но в каком-то другом формате. В этот лонгрид, увы, не вписывается.
Это все не нормально
Обычно я подвожу в конце главы какой-то итог прожитых 4 лет. А тут, блин, нет итога. Было так себе, стало еще хуже. Я не стоял в стороне, попробовал сделать кучу разных вещей – и все равно не помогло.
Последние полтора года живу свою худшую жизнь. И основная причина – то, что мне постоянно нужно решать какие-то трудности, которые можно было бы не решать, если бы всей этой хуйни не было. Я чувствую себя несвободным в своих действиях – у меня нет никакой опоры под ногами, и на то, чтобы выстроить такую опору в будущем, мне сейчас нужно прикладывать очень много сил.
Еще у меня есть вот этот вот нерешенный вопрос самоидентификации «кто я? что я?». Очень хотелось бы сказать, что это из-за эмиграции, но нет. Я в целом скорее такой же, как и был всегда. Но война настолько изменила условия игры, что у меня в памяти тупо белое пятно в районе марта 2022, и я очень плохо идентифицирую себя с довоенной жизнью из-за этого пятна. Как будто бы я всю жизнь шел по своему пути, а потом внезапно оказался посередине какой-то другой дороги. Вроде дорога примерно такая же, как прошлая, но я настолько растерянный из-за этой телепортации, что если раньше я мог просто идти, то теперь после каждого шага нужен перерыв, чтобы свериться с указателями.
Очень жаль, что мы оказались в такой хуевой точке – но это мало зависело от нас с вами. Никто не готовил наше поколение к такой херне, не спрашивал нашего мнения – мы просто каждый день просыпались в стране, которая по чуть-чуть продавала наше будущее направо и налево – а затем решила, что мы и вообще без будущего обойдемся.
Что касается универского времени – я очень горжусь тем, что делал то, что считаю правильным, даже тогда, когда за этим скрывались риски. В этом плане моя совесть чиста.
Текст написал Костя Амеличев, иллюстрации нарисовала Люся Свинаренко
Этот лонгрид является последней частью серии лонгридов «По парам», в которых я рассказал про свою студенческую жизнь. Я пишу и другие вещи, и следить за ними можно в телеграме два семь три два пять